Кроусмарш - Страница 63

Уже несясь во весь опор, он не прекращал наблюдать за происходящим внизу. Орки практически единой волной ринулись вверх по склону, но при этом продолжали хранить молчание. Казалось, что эту волну не под силу остановить никому. Но это только казалось. Орки уже преодолели треть подъема, отряд Андрея приблизился к башне, готовясь ее обогнуть, а сам Новак буквально взмок от осознания того, что штабеля бревен все так же пребывают в неподвижности. Он отчетливо видел рубщиков, сейчас незаметных для орков, но те почему-то бездействовали. Он уже испугался, что страх сковал крестьян и не позволяет им действовать, когда они практически разом взмахнули топорами. Но ничего не произошло. Рубщики уже начали движение в сторону соседних штабелей, как вдруг бревна пришли в движение и с грохотом покатились вниз по крутому склону. Последнее бревно еще не стронулось, а крестьяне перерубили веревки следующего штабеля и затем стали быстро перебегать к другому. В них полетели поспешно пущенные стрелы, но вроде пока никого не задело. А потом эта картина пропала, так как Андрей уже завернул за башню и во весь опор несся к воротам: он только слышал нарастающий грохот бревен, озлобленные крики орков, сменившиеся криками боли, когда они уже приблизились к воротам.

Только увидев приближающийся отряд Джефа с другой стороны, Андрей понял, что чего-то они все же не учли. В частности, порядка прохождения ворот, у которых сейчас должна была возникнуть толчея, расходующая время, которого и без того было мало. Но ветеран – он и есть ветеран, взирающий на происходящее с высоты прожитых лет и приобретенного опыта. Резко осадив коня, Джеф выкрикнул команду своим людям остановиться, и отряд Андрея буквально влетел в распахнутые ворота, так и не столкнувшись со своими товарищами и не снижая скорости.

Влетев во двор, они резко осадили лошадей, заставив их буквально вздыбиться. Те из дружинников, кто прошел через степной поход, не дожидаясь, пока лошади опустятся, выдергивали ноги из стремян и буквально соскальзывали из седел через крупы лошадей. Наблюдай сейчас за ними покойный падре Томас – и его сердце наполнилось бы гордостью, настолько ловко это проделывали дружинники. Андрей тоже мог бы поступить таким образом, сноровки ему хватало, а вот возможности не было: седло с высокой спинкой было немалой тому помехой, – поэтому он дождался, пока конь не опустится на все четыре конечности, после чего перекинул ногу через холку и стек на грешную землю. У него тоже получилось весьма эффектно, но думать о том, насколько он мог быть сейчас хорош, времени не было. Едва ступив на землю, он бросился к двери казармы, предусмотрительно оставленной открытой нараспашку.

Едва вбежав в помещение, Андрей бросил карабин Питеру, а сам устремился к пулемету, который стоял на специально подготовленном стеллаже, подобные же были и у автоматчиков, чтобы облегчить стрельбу, вернее, был один длинный стеллаж, рассчитанный на всех. Краем глаза Андрей обратил внимание на то, что Питер, внимательно посмотрев на карабин, начал сноровисто заталкивать в него патроны: все же Брук успел немало порассказать своим приятелям об виденном им в оружейке Новака – оставалось только удивляться тому, что инквизиторскому дознавателю так и не удалось выудить более подробную информацию о необычном оружии.

Прижав приклад к плечу, Андрей взглянул через амбразуру на открывшийся ему вид. Крестьяне, запустив свои смертоносные снаряды, уже возвращались в крепость, проявляя при этом просто чудеса скорости и ловкости, вот только было их не двадцать, как изначально, а только семнадцать. Посмотрев по сторонам, Андрей различил одного из них, который лежал как раз напротив прохода со стрелой в спине, пытаясь подняться, но у него это не получалось. Раненый громко стенал и пытался ползти в сторону форта, однако ранение, судя по всему, было серьезным. Посмотрев в сторону орков, Андрей понял, что крестьяне вполне могли вынести раненого, их бревна причинили весьма ощутимый вред врагу – как бы не более значительный, чем обстрел, так что тот еще не оправился. Признаться, Новак и не ожидал подобного эффекта. Но что можно требовать от крестьянина – они и без того действовали на удивление храбро и сноровисто.

Среди бегущих Андрей различил Марана, который, в отличие от остальных, не вращал обезумевшими от страха глазами: хотя страх читался и в его глазах, держался он куда более собранно. Андрей хотел было остановить старосту и убедить его вернуться за раненым, но, бросив короткий взгляд на орков, понял, что время упущено. Враг уже оправился и, взревев словно раненый зверь, вновь двинулся на укрепления людей. Крестьянин был обречен, и Андрей, его сюзерен, ничем не мог ему помочь. Разве только…

Новак бросил взгляд на Питера, который вертел в руках карабин, со все так же отведенным затвором, не зная, как быть дальше. Андрей протянул руку и, взяв оружие, показал, как нужно снимать с затворной задержки. Потом приложился и, поймав в прицел раненого, выстрелил ему в голову – все, что он мог сделать в данной ситуации, и, случись, был бы благодарен, если бы кто другой так же поступил бы с ним. Выстрел вышел бесшумным: Питер затолкал правильные патроны, для бесшумной стрельбы. Молодец парнишка, не зря его рекомендовал Брук. Новак перевел прицел на накатывающихся орков и сделал еще девять выстрелов. Расстояние опять незначительное, упреждения не нужно, даже бокового ветра нет: он дует в сторону орков. Девять выстрелов – девять орков, карабин вновь у Питера.

Вновь приклад пулемета плотно прижат к плечу. Андрей навел его на накатывающуюся волну орков и стал рассматривать происходящее сквозь прорезь прицела: до намеченного им рубежа открытия огня оставалось еще около пятидесяти метров. Орки были крупнее и физически более развитыми, в отличие от людей, но и им этот крутой подъем давался не так уж и легко, тем более что до этого им уже пришлось изрядно потрудиться, переправляясь через Яну, а на веслах были все воины, за исключением разве только рулевых, затем уже пробежаться вверх по склону, а затем и вниз, да еще и поиграть в салочки с накатывающими на них бревнами, – теперь они вновь преодолевали подъем. Какими бы они ни были выносливыми, всему есть предел. Конечно, до предела им еще было далековато, но и особой прыти уже не было.